Мария Хаустова - Мамочка из 21-го бокса
Оставаться в здании было страшно, поэтому свету нас горел всю ночь. Мальчишки и девчонки ничего не поняли. Им мы сказали, что воспитательнице просто приснился дурной сон. Хорошо, что в медицинском кабинете хранилась валерьянка. Ей только и спасались. Я перебирала в голове, чтобы это могло быть, но не находила никакого ответа. У меня высшее образование, а я верю в такую ерунду. Неужели это правда? Вдруг меня осенило: «Девочки, я знаю, кто нам может помочь! (Они уставились на меня, как на спасителя.) У меня в деревне, куда я к свекрови езжу, живет Нюрка, старуха, которая всякими колдовствами ведает. Мне кажется, она бы тут справилась. Только живёт далеко. Но ничего – что-нибудь придумаем. Давайте никому говорить об этом не будем, а то итак сказали про нас, будто мы пьяные. Еще в больницу отправят.»
В три утра все успокоилось, и мы задремали сидя. Яркий солнечный свет разбудил нас под утро. «Неужели!» – сказала Люба, увидев озаренную комнату. «Да-а!» – протянула я. «Давайте решать что-нибудь! Про какую ты там Нюрку говорила ночью?» – спрашивала Наталья Михайловна.
«Сейчас!» – пообещала я и начала набирать по мобильнику свекровь.
– Ма, привет!
– Маш, ты что ли? Ты чего в такую рань? Семи ж еще нет!
– Мне срочно! Нюрка еще жива?
– А че с ней станется-то? Жива!
– Это хорошо… Ну, пока!
– А чего тебе до Нюрки-то? Да еще и в семь утра?
– Приеду скоро. Жди!
Так, девочки, ещё один звонок, и всё решится.
Я набрала Николаевну.
– Алё, – послышался заспанный мужской голос.
– Анка!
– Не-ет, Аннушка ещё спит. Это Лёва. Кто звонит? – спрашивал он меня.
– Да это Маша! Здрасьте!
– А-а, наслышан-наслышан. Приятно познакомиться.
– Дядь Лёв, а можно мне как-то с Николаевной переговорить? – допытывалась я.
– Ну почему ж нельзя? – сказал он и стал будить свою любимую: «Маша тебя, на – трубку возьми!»
– Маруся! Ты куда пропала! Вечно ты! Как снег на голову! Ну да ладно! Я рада тебя слышать в любое время! Что опять-то?
– Николаевна, помощь твоя нужна!
– Всегда готов!
– Помнишь, ты меня из деревни забирала с Варькой.
– Ну..
– Надо туда метнуться. За бабкой.
– Что – свекровь перевозишь что ли?
– Да нет. Там другое дело. При встрече расскажу.
– Когда нужно?
– Сегодня. Чем раньше, тем лучше. Вопрос жизни и смерти.
– У-у, раз все так серьезно, поехали.
– Давай я в Вологду на автобусе приеду, а ты меня встретишь.
– Договорились. Я как раз пока оклемаюсь. Ой, Маруся– Маруся, какая же ты безудержная…
Пообещав коллегам по работе, что скоро все решу, я отправилась к Анке. На билет мне собирали вскладчину, но ради такого дела денег не пожалел никто.
В душном автобусе протряслась три часа. На вокзале меня ждал уже Женька. «Что там у тебя?» – обнимал он меня. «Да как что? Скажу – не поверишь! – рассказывала я. – Чертовщина какая-то! На работе нечисть завелась! Спасу нет! Хочу Нюрку привезти. Думаю, она поможет от неё избавиться. Николаевна сидела в бэхе: «Залезай, Маруся, обниматься с тобой не буду – спину простудила, даже повернуться не могу». «Привет, дорогая! Сколько лет – сколько зим!» – радовалась я Анке.
«Ну что – в путь?» – спросил нас Женька. «Конечно, в путь!» – ответили мы. По неровной дороге до назначенной цели добрались за три часа. Нюрки в это время не было дома – как обычно бродила с утра по лесу в поисках разных трав. Мы сидели на крыльце её дома, где также были выбиты стекла на веранде и на окнах висели старые дряхлые занавески. «Столько времени меня здесь не было, а ничего не изменилось», – сказала я и предложила наведаться в гости к свекрови!
По узенькой тропинке мы дошли до дома, в котором прошли несколько самых трудных месяцев моей жизни. «Мам! – входила я в открытые двери. – Ты где?» Свекровка выбежала в одном халате: «Машенька! Проходи, родимая!» Заметив моих знакомых, она посмотрела на них и, будто извиняясь, проговорила: «Здравствуйте!»
– Это Анна Николаевна, женщина, которая помогает мне абсолютно во всем! – представляла я её свекрови.
Мать протянула руку Анке и сказала: «Очень приятно, Вера».
– Ой, Маша, умеешь ты народ смущать, – Николаевна протянула руку свекрови и также тихо сказала: Аня.
– Пойдёмте к столу, – пригласила всех свекровь.
За огромным деревянным столом мы сидели и ждали своих тарелок. Мать накладывала по целой тарелке наваристого супа и раздавала куски белого хлеба, только что испеченного и такого горячего. Женька, откусывая большими кусками, да прихлёбывая супец, иногда успевал вставлять: «Ох, и вкусно же! Вот в деревне-то как хорошо!»
«Марья, Нюрка идёт! – крикнула мне из комнаты свекровь. – Вон, смотри в окно!» Я бросила тарелку и подбежала к ней: женщина в белом платке и ярком наряде шла из леса с мешком в руках. «Ма, а это точно она? – спросила я у свекрови. – Что-то раньше она похуже выглядела… Что произошло-то?»
«Да как? А неужто ты не знаешь? – смотрела она на меня. – Федька-то ещё при тебе объявился!.. «Ну. Дак ведь с Ийкой они, вроде, сладили?» – хмурила брови я. «Сладили. На неделю сладили. А больше Федька её и не вынес. Пить-то она не прекратила. Два дня тогда выдержала и снова в запой. А Федька ж ни привык. Посмотрел, что ни та уж Июшка его, да и всё на этом. Деревенские его пожалели, гнать отсюда не стали. Дом ему выделили даже. Худенький, правда, но всё же! Нюрка же всё там и шастала. Не стерпела – забрала его к себе.» «И пошёл»? – округлила я глаза. «И пошёл. – Вздохнула свекровь. – А куда ему деться-то? Машенька, меняется же только время. Человек, каким в этот мир пришёл, таким и уйдёт из него. Федька ж, чего она ему раньше скажет, то и сделает. Ведомый он. И тут она своим напором его вновь взяла. Вся деревня в курсе. Да и ему-то уж скитаться надоело. Это надо было столько лет где-то мыкаться, чтоб опять к Нюрке вернуться!»
– Ма, а Нюрка-то ваша.
– Что?
– Она магией-то своей как раньше промышляет?
– А кто знает? В нашем краю сейчас всё спокойно.
– А что ж у них в дому-то тогда такой беспорядок: окна выбиты на веранде, занавески какие-то дряхлые висят. Сама вон идёт вся из себя. Не пойму что-то.
– А-а, – протянула свекровь. – Ты про этот дом что ли? Нее, они теперь в другом живут. Суеверные ж оба. Федька сказал, что там одни несчастья их ждут, и позвал Анну к себе жить. Сейчас Федя ремонтирует там все, а эту всё-т в лес носит…
«Анна! Анна! Погоди! – выбежала с крыльца свекровь. – Подойди сюда – разговор есть!» Высокая, грузная женщина с большим носом подошла к нам и, расплывшись в улыбке, спросила: «Ну чего, Вер?» «Да вон – Маша с друзьями к тебе с города приехали!» – показывала та на меня рукой.
«Баб Нюр, – начала я. – Нам помощь Ваша нужна. Вы же у нас во всех делах ведаете. Может, поможете нам.» «Ты это, Машенька, о чём?» – делая вид, будто ничего не понимает, спрашивала меня Нюрка. Она присела на наше крыльцо и, положив на колени свой пакет, начала в нём перебирать какую-то траву: «Рассказывай. Слушаю».
– Я в детский дом на работу устроилась.
– Это хорошо. Это ты молодец.
– Дело в том, что дом этот оказался неспокойным. Очень.
– Что – ребятишки докучают? Чужих воспитывать сложно. Я поэтому и не стала никого себе брать. Своих не получилось, но и других не надо.
– Да не в этом дело-то. – пыталась я вставить слово. – Живёт в этом здании привидение. А, может, и домовой какой. Толком и не знаем даже.
– Ну мало ли кто где живет? Мешает что ли?
– Конечно, мешает!
– Ха! А, может, это вы ему мешаете! – начала Нюрка за него заступаться. – Дом тот какого года?
– Вот уж чего не знаю, так того не знаю. Знаю только, что одно время там суд районный располагался.
– Суд, говоришь. Ну-у, с обиженными-то говорить сложнее будет.
– В каком смысле?
– А думаешь, лёгкие души остаются на земле? Только этих тянет!
Она прихлопнула комара, так жадно впившегося ей в щёку, и скинула его на ступеньку у крыльца: «А что ваш делает?»
– Он у нас артист: на пианино играет, ноты из шкафа вытаскивает. И до женщин любитель: по заднице может дать, в постель залезть, обнять! – рассказывала я.
– Ну так мужик получается! – обрадовалась она.
– А почему Вы улыбаетесь? – удивилась я.
– Опыт есть.
– Опыт?
– Да в том доме, где мы с Федькой жить начинали, тоже всякое творилось. Мне от бабки тетрадь досталась. До сорока лет я её читать не могла: открою, а буквы рассмотреть никак не могу. Вроде, и чёткие все. А толку никакого. Бабушка, когда умирала, говорила, мол, сила настоящая к тебе придёт во второй половине жизни. Какая сила, в семь лет я не понимала. Откуда ж знаешь, про что там она бубнит. А только тетрадь эту мне подала и хранить велела. Я на шкаф закинула, а потом глянула, что прочесть не могу, и вовсе – на чердак снесла. Как за Федьку замуж собралась, стала себе вещи собирать, а эта тетрадь на глаза-то и попалась. Вспомнила я бабку свою тогда и на всякий случай взяла её дневник в новый дом. Кинула на полати, там и валялся он. До тех пор, пока за печкой не стал кто-то крякать.
